Хоккейный клуб «Газовик»

Кто всех поднял спозаранок,

Кто их так встревожить мог?

На побывку едет Молодой моряк.

В «Крючнике» он на год Бросил якоря.

Игроки его встречают,

Заявляют, став в кружок:

—    Все мы в «Крючнике» проездом, Все мы гости здесь, дружок.

—    Я шахтер.

—    Я химик.

—    Я разведчик недр. —

А один смеется:

—    Милиционер.

Потихоньку отдыхает Морячок наш, как в дому,

Хором крючники вздыхают:

«Мы не нравимся ему».

Ни при чем квартира,

Ни при чем оклад —

Дело у матроса

Не идет на лад.

Ходит, бродит он со всеми, Откровенно говорит:

— Как проснусь, сейчас же снова Дальний путь меня манит.

Там, в одной команде,

В обществе одном,

Мне дают машину И диплом.

Степан Щипачев:

Любовью дорожить умейте,

Ну, а к сопернику — вдвойне. По голове его не бейте,

Не молотите по спине.

И нервам волю не давайте, Когда не клеится игра,

И с ног друг друга не сбивайте, Не наносите травм и ран.

Все будет: слякоть и пороша,

И дождика не занимать...

Со скрипкой нападенье схоже, А скрипку так легко сломать...

В. Окуджава:

СУДЬЯМ

За что ж вы нашего защитника,

Ведь он ни в чем не виноват.

Теперь сидит он, как ощипанный,

Хоть он ни в чем не виноват.

Телосложением не мощный,

Он вздумал провести прием.

Ему бы что-нибудь попроще,

А он решился на прием.

Не стал бы нарушать он правил, Ведь он не грубиян какой.

За что ж его за борт отправил Судья мозолистой рукой?

Умерь же, парень, фразы пышные И не гляди на лед с тоской.

Покой для нас для всех нелишний, Хоть двухминутный, но покой.

А. Конан-Дойл:

—    Как вы думаете, Ватсон, — спросил Холмс, докурив семнадцатую трубку, — сколько будет дважды два?

—    Четыре, — ответил я, поражаясь многогранности интересов моего друга.

Холмс загадочно улыбнулся.

—    Вы правы. Но в данном случае меня интересует совсем не это...

Я поудобнее уселся в кресле и напряженно следил за мыслью Холмса, яркой, как фонари у Кемпденского моста.

—    Видите ли, — продолжал мой друг, — за час до вашего прихода ко мне прибежал человек громадного роста, сильный, как страдания Вертера, но беспомощный, как младенец.

«Меня хотят засудить! — воскликнул он. — Только вы можете меня спасти!»

С этими словами он выбежал из комнаты, не произнеся больше ни слова. — Холмс замолк и снова разжег трубку.

—    Но как же вы теперь намерены поступить? — восхищенно спросил я.

—    Едемте! — решительно сказал великий детектив. — Нельзя терять ни минуты.

...Я молчал всю дорогу, понимая, что своими вопросами могу оскорбить Холмса. Наконец мы приехали к какой-то ледяной площадке, огороженной низким барьерчиком, и только тут я заметил, что Холмс куда-то исчез. Это было настолько неожиданным, что я занял место на одной из трибун, возвышающихся по бокам площадки, и стал ждать продолжения событий. Наконец люди вокруг меня засуетились. Я взглянул вниз и увидел, что на площадку вышли какие-то люди в доспехах, словно у рыцарей, и с клюшками в руках. Они разделились на две команды и принялись клюшками гонять по льду маленький черный кружок. Среди них я довог ..но быстро узнал того человека, который прибегал к Холмсу. Он выделялся из всех своей гигантской фигурой. И клюшка у него тоже была огромной. Я внимательно поглядел на нее и вдруг... Мне показалось, что я уже где-то видел ее.

«Удивительно знакомый профиль»! — подумал я и вдруг заметил, что клюшка подмигнула мне. Я всмотрелся внимательнее. Да, сомнений быть не могло. Это был Холмс. Мой гениальный друг переоделся клюшкой, чтобы спасти доброе имя человека. Неожиданно к подопечному Холмса подъехал хмурый человек из команды противника. Лоб его рассекал глубокий шрам, а черты лица были искажены ненавистью к правилам игры. Недолго думая, он толкнул на борт подзащитного Холмса и поехал дальше. Судья сделал вид, что ничего не заметил.