Место | Команда | Игры | Очки |
1 | Торос | 17 | 36 |
2 | Казцинк-Торпедо | 17 | 36 |
3 | Рубин | 18 | 34 |
4 | Кубань | 16 | 30 |
5 | Буран | 16 | 30 |
Так уж устроен спорт: если в споре представителей двух поколений за место в команде невозможно выявить сильнейшего, победа присуждается молодому, коли он к тому же достаточно опытен. Локтев хорошо знал этот закон. И снова вернулась к нему старая гостья — предательская мысль бросить все к черту, оставить поле битвы тем, кто помоложе. Чтобы с ними конкурировать, надо быть на две головы выше. А ведь они сильны.
Итак, бросить? Это и проще и спокойней. Но пройдет пара лет, и кто-нибудь на трибуне, вспоминая недавнее прошлое, скажет: «Локтев? Хороший был когда-то игрок. Да сдал потом. В ЦСКА его еще держали, а из сборной вывели — не тянул».
Я не стану рассказывать о том, как и сколько трудился в тот сезон Константин Локтев. Вы можете представить себе это и без моего рассказа. Догадываетесь вы, конечно, и о том, от каких соблазнов, от скольких развлечений и часов отдыха пришлось ему отказаться.
Он попал не только в сборную-64, но и в сборную-65, и, что, пожалуй, особенно важно, в сборную-66. Важно потому, что сезон 1966 года был сезоном такого бурного натиска молодых, какого давно уже не припомнит история нашего хоккея. Позиции многих ветеранов пошатнулись, некоторые не выдержали конкуренции. А положение Локтева — самого старшего игрока сборной — было с начала и до конца незыблемым. Он был в Любляне, он сыграл там все матчи, он привез оттуда вместе с золотой медалью чемпиона мира еще и специальный приз, предназначенный лучшему нападающему года.
Когда уходить? Этот спор — сверстник спорта. Что значит «вовремя»? Тогда ли, когда спортсмен достиг пика? Или когда естественный ход борьбы сначала вытесняет его из сборной, потом переводит на скамью запасных, потом заставляет уступить и это место?
Не будем увеличивать число спорщиков. Не о том сейчас речь. И не в том дело, прав или не прав в данном случае Локтев. Просто он поступить по-другому не смог бы. Так уж построил он свою спортивную жизнь. Он ушел с поля сегодня, а не завтра и не послезавтра. И этот шаг был логическим продолжением пути, который он избрал для себя сам.
1966 г.
Теперь Альметову оставалось только ждать и стараться не думать о бесконечных часах, оставшихся до начала игры. Каким огромным представлялось ему это время. На льду двадцать минут кажутся вечностью, а тут ведь двадцать часов!
Во всех играх, предшествующих этой, команда утром обсуждала план предстоящей игры. Но матч с чехословацкой сборкой особо ответственный. Может быть, поэтому тренеры первое обсуждение провели еще накануне. И не при закрытых дверях, как обычно, а на льду стадиона, в тренировке.
И вот теперь больше ничего не оставалось, как ждать.
Двадцать часов чистого времени, и никаких замен. И все — Веня Александров, Костя Локтев и он, Альметов, — эти двадцать часов будут в игре. С этим ничего нельзя поделать. Надо ждать, когда истает этот толстенный пласт времени.
Тикают часы: тик-так. Не так, как в Швейцарии, но все-таки достаточно громко. Ох, как оглушительно громко стучали швейцарские хронометры в тот день седьмого марта.
Навсегда запомнил Альметов раннюю швейцарскую весну, бугристые вязы и солнце, дробящееся в голубых волнах Женевского озера. Тогда он тоже пытался забыть о предстоящем матче с чехословацкими хоккеистами. И теперь, спустя четыре года, он ждет встречи с таким же волнением, с каким ждал ее во времена своей юности.
Сын танкиста-подполковника, Саша Альметов жил на Писцовой улице, между двумя стадионами — «Пищевиком» и «Динамо». На первом он занимался сам, на второй ходил смотреть, как занимаются другие. Именно тогда появилось и стало в строй будущее нашей сборной. Только на одной Писцовой рядом с Альметовым жили Володя Юрзинов, впоследствии лидер команды «Динамо», Вениамин Александров и Николай Хлыстов, первым из них испробовавший свои силы на ледяном поле, чтобы через несколько лет вложить свои молодые силы в нашу победу в Кортина-д’Ампеццо.