Хоккейный клуб «Газовик»

Чернышева не так-то просто разыскать среди игроков во время матча — он занимает свое место у бортика и одет-то словно нарочно, чтобы остаться в тени, — во все черно-серое. Тарасов не может усидеть на месте более пяти секунд подряд. Его громогласные тирады — хлеб для репортеров, его мимика и жестикуляция словно магнит притягивают к себе кино-, фото-и телеобъективы. И одет он дома во время игр по большей части в цветастый форменный свитер — ЦСКА, только на месте, где у хоккеистов пришит номер, у него какая-то необъяснимая буква «Т».

На тренировках место Чернышева — за пределами поля, все у того же бортика, место Тарасова — в гуще событий, на льду. На установках Чернышев говорит первым, сдержанно и предельно сжато излагая план игры и задания каждому. Тарасов его обязательно дополняет. Его речь до предела насыщена эмоциями и призывами «не посрамить», «отдать все силы», «проявить удивительную преданность», и т. д. в этом духе.

Все знают, что, прежде чем принять какое-то важное решение, они порой подолгу спорят, но на глазах игроков выступают всегда единым фронтом и во всем друг друга поддерживают.

Я смотрю на них во время игр в Стокгольме и думаю: а на кого из двоих хотел бы походить начинающий тренер Борис Мейоров? Если быть честным до конца, то полностью ни на кого. Хотелось бы найти сЕое лицо и свое место в хоккее.

Как нашли его, скажем, Пучков, Эпштейн или Богинов, не ставшие тенью двух Генеральных Конструкторов нашего хоккея, а отстаивающие свои взгляды и принципы.

Но что-то позаимствовать у каждого из тренеров сборной я был бы рад.

Меня всегда восхищала выдержка Аркадия Ивановича. Как не хватает мне всю жизнь этого качества! Сколько раз моя несдержанность, вспыльчивость дорого обходились и мне и команде! Удаления с поля, дисквалификация... И хоть с годами я стал сдержаннее, как мечтал бы я перенять у Чернышева его умение владеть собой, сохранять невозмутимость даже а самые трудные минуты матча. Его спокойствие передается команде и очень выручает даже тогда, когда положение кажется совсем безнадежным. Раз тренерская мысль работает четко и ясно, раз мы живы, и здоровы, и полны сил, значит судьбу еще можно переломить. Да мы и переламывали ее нередко.

За историю своего существования сборная СССР десять раз побеждала на мировых чемпионатах. И все эти десять раз старшим тренером был Чернышев. Уверен, именно это свойство характера Аркадия Ивановича сыграло тут очень существенную роль.

По темпераменту я ближе Тарасову. Но на другом недостатки заметней. Страстность Тарасова не всегда полезна команде. Забывшись, он может обидеть игрока, сделать несправедливый упрек. Ветераны привыкли и реагируют на все это не так болезненно, а молодые, которые в ответственных матчах и без того страшно нервничают, прямо-таки ломаются. Потом игрок поймет, что тренер вел себя так не со зла, что он желает команде и ему, игроку, победы и вообще добра. Но это будет потом. А сейчас, в горячке игры, он оскорблен незаслуженно. Ведь он тоже старается и хочет как лучше. А ему не объяснили его ошибку, не выслушали. И ответить так же резко он не может: дисциплина в сборной военная.

Но, кажется, никому и никогда не обходилась так дорого вспыльчивость Тарасова, как в последнем чемпионате его команде, команде ЦСКА.

Шел последний матч первенства. Играли ЦСКА и «Спартак». Чтобы завоевать золотые медали, ЦСКА должен был победить. Нам достаточно было и ничьей. Истекала десятая минута третьего периода. Мы вели 2:1. И вдруг — инцидент, который, уверен, навсегда запомнит всякий, кто был на матче или смотрел его по телевизору. Петров забивает нам второй гол, но судьи его не засчитывают. Оказывается, табло Дворца спорта, как обычно, испортилось, контрольный секундомер показал, что первая половина третьего периода закончилась, а свисток, возвещающий об этом, потонул в шуме трибун.