Хоккейный клуб «Газовик»

Зинетула Билялетдинов неудачно сыграл осенью в турнире на приз газеты «Руде право», и я, признаюсь, не слишком надеялся на него как на игрока сборной. Всю зиму он играл ровно, но без блеска, выступал за вторую сборную, и когда начинался последний этап подготовки к чемпионату мира,

Билялетдинова мы рассматривали как запасного. Но заболел Сергей Бабинов, и Зинетула поехал в Прагу. Уже там простудился Геннадий Цыганков, и Билялетдинов вместе с еще более молодым защитником Вячеславом Фетисовым был прикреплен к первой тройке. И именно это обстоятельство стало, как мне кажется, причиной быстрого возмужания Зинетулы: он почувствовал уверенность, у него появились то настроение и то отношение к игре, к партнерам, к себе, что отличают не запасного, а игрока основного состава.

Снова употребил это слово — «запасной». Ох, как я боюсь спортсменов с психологией запасного! Лучше такого игрока в команде не держать. Он не только не сыграет так, как нужно, как можно было бы ждать от него, но, тренируясь вполнакала, он пагубно будет влиять и на игроков основных, ведущих, составляющих костяк команды.

Принимая сборную страны, я мечтал о таком коллективе, где не было бы «запасных», где все хоккеисты чувствовали бы себя равно нужными команде, где все близко к сердцу воспринимали бы заботы и интересы команды.

Близко к сердцу — не пустая фраза. Помню, как в одном из матчей у вратаря Александра Пашкова и нападающего Юрия Лебедева, участия в игре не принимавших, действительно прихватило сердце,— оказывается, на скамье запасных переживать сражение труднее, чем на льду, в жаркой схватке, требующей максимума физических сил и нервного напряжения. Пашков и Лебедев не были запасными, хотя они не входили по первоначальным замыслам тренеров в число игроков стартовых пятерок. Они не были запасными не потому, что играли так же часто, как и остальные хоккеисты (Лебедев участвовал почти во всех матчах). Они не были запасными по своему отношению к делу.

С равной похвалой могу отозваться и о Лебедеве, ставшем чемпионом мира в третий раз, и о Сергее Макарове, получившем тогда первую золотую медаль.

Когда мы собирались ехать в Финляндию и Швецию, мне задали вопрос: «Зачем вы включаете в команду Макарова? Ведь он все равно не поедет в Прагу?»

¹— Почему? — удивился я. — Да, он четвертый по счету запасной — вслед за Анатолием Емельяненко, Владимиром Шадриным и Лебедевым. Но он может оказаться в лучшей форме, более готовым к чемпионату мира. Мы, тренеры, должны проверить его в деле на высоком, на серьезном уровне...

В общем-то я понимал вопрос — представлялось очевидным, что мы включим в команду Шадрина и Лебедева, игроков сложившихся, проверенных, надежных. Но ведь я объявил, что былые заслуги не в счет. Что же теперь — делать исключение для кого-то? Нет, пусть все решит игра.

Знаю сейчас, что и Володя Шадрин, человек умный, добрый, серьезный, был удивлен решением тренеров. Казалось, что ему-то, при нехватке центрфорвардов, место в сборной забронировано. Но понятия «бронь» в нынешней главной команде страны не существует. Критерий истины — практика, а наша практика — игра. Ей и решать споры.

В дни чемпионата и Юрзинов, и я, и руководители делегации старались сохранять — по возможности — душевное равновесие, избегать шараханья из стороны в сторону, не переводить без крайней необходимости игроков из одного звена в другое.

Мы верили в своих игроков и хотели, чтобы эту нашу веру в их силы хоккеисты видели. Чаще, чем обычно, ошибался поначалу Третьяк, но мы по-прежнему верили, что Владислав обретет по ходу турнира нужную спортивную форму и в финале сыграет так, как только один он умеет. Так, к счастью, и получилось. Если на старте чемпионата в ворота Третьяка влетело в одном матче пять, а во втором четыре шайбы (и это с командами США и ФРГ), то на финише чемпионата, где мы встречались со сборными Швеции, Канады и Чехословакии, Владислав пропустил всего по одному голу.