Хоккейный клуб «Газовик»

—    Молилась ли ты на ночь, Дездемона?! — донеслось до

— И здесь он не может без подсказки!

Рис. Л. Шабанова нас. — Так молись же! — и судья решительным жестом указал на скамью штрафников.

Однако его напутствия были перекрыты голосом Серафимы Петровны, которая увлеченно рассказывала маме:

—    Вы знаете, подчиненные преподнесли мужу чудесный портфель...

—    Вот-вот! Как раз за такие штучки и надо сажать на скамью! — возбужденно сказал папа, не отрывая глаз от телевизора.

—    Что?! Сажать?! На скамью?!! — подпрыгнула мамина приятельница. — Вы что же, считаете, что это взятка?

—    Простите, — пробормотал отец, — я не о том... Да бей же, бей!

Снова раздался звонок. Теперь это был телефон. Весь мнр словно ополчился против нас!

Я снял трубку. Это была Таня.

—    Ты опять отказался пойти со мной в кино! — раздался ее возмущенный голос. — Сказал, что у тебя совещание, а сам сидишь дома! Я давно заметила, что ты холоден и равнодушен ко мне. Ну так вот что! Вчера мне сделал предложение Николай Павлович. И наверно, я его приму! Впрочем, тебя и это, вероятно, не выведет из равновесия!

Маска вратаря до игры и после игры.

Рис. И. Елинеона

Техничный игрок.

Рис. Д. Варнаи (Венгрия)

Я люблю Таню, но неужели она не могла найти другого времени для объяснений?! Напряженно оглядываясь с экран, я, по правде говоря, не очень понимал, что она мне говорила. Я видел только, что наш нападающий медлил с броском.

—    Ну добивай, добивай!! — закричал я что есть сил.

—    Ага, значит, все-таки тебя это тронуло! — обрадовалась Таня. — Слава богу! В первый раз вижу, что ты искренне переживаешь! А я уж думала, что ты пень бесчувственный... Ну уж ладно, так и быть, не буду тебя добивать. Я ему отказала... Ну, ну, не волнуйся так! Теперь я вижу, что ты меня хоть чуть-чуть, да любишь! А в кино мы сходим завтра. Пока!

Я положил трубку и скова подсел к телевизору.

—    Смотри, что он делает! — повернулся ко мне отец. — Подскочил к нему и на борт его бросает...

—    В набежа-а-вшую волну... — вдруг подтянула бабушка.

Стараясь замять происшедшее, мама наклонилась к Серафиме Петровне и спросила:

Без слов.

Рис. Н. Елинеона

—    Вам сколько сахару положить: два или три куска?

Гостья некоторое время помолчала, словно обдумывая предложение, а потом вдруг закричала:

—    Шесть! Шесть! — и, не обращая внимания на ошарашенную хозяйку, продолжала: — Вы подумайте только: шесть — ноль! И это только после первого периода1 Вот это я понимаю!

С. Спасский

НАТАША

Весь день за окнами бушевал свирепый норд-ост.

А к вечеру он прекратился. И наступившая тишина особенно подчеркнула странные звуки, раздавшиеся в квартире Куса-киных.

Сначала тревожно щелкнуло, как будто стремительно взвели тугой курок.

Потом что-то прозвенело: так звенит стекло, пробитое пистолетной пулей.

И как следствие, тут же прозвучал жалобный плач ребенка.

Финальные соревнования в вежливости.

— Извините, эта шайба свободна?

Рис. И. Молина (Чехословакия)

На самом деле щелчок произвел Михаил Кусакин, выключая телевизор. Звон раздался от упавшего на пол блюдечка: это Маша, жена Михаила, мыла на кухне посуду. А жалобный плач...

«Действительно, что за наваждение? — подумал Михаил Кусакин. — Ей-богу, ребенок... А может, кошка? Да нет, непохоже...»

Рывком он распахнул дверь в соседнюю комнату и не поверил своим глазам. Поперек дивана-крозати лежал сверток нежно-розового цвета, и терзающие душу всхлипывания доносились из его глубины.