Хоккейный клуб «Газовик»

Мы часто спрашиваем друг друга: что же все-таки порождает игрока высокого класса? Талант? Труд? Несомненно, и то и другое. Но есть еще одно, может быть, самое главное качество. Качество, которое жило в Боброве, которым было наполнено все его существо. Это великая, непроходящая, ни с чем не сравнимая любовь к игре.

Я хорошо помню матч между командами ЦДКА и «Спартак» на первенство страны, сыгранный у Восточной трибуны стадиона «Динамо» холодной зимой 49-го года. Уже на третьей минуте Бобров с неповторимым изяществом прошел сквозь строй за щитников, сильно ударил. И улыбнулся, увидев, как над воротами вспыхнул красный сигнал. Через несколько мгновений он на огромной скорости ворвался в зону спартаковцев, принял в падении шайбу и резким по красоте ударом забил гол. Забил и очутился на жестком, шершавом от Мороза льду. Кто-то повалился на него, еще несколько тел, наскакивая по инерции на живую горку, образовали кучу малу. Я стоял у самого бортика, глядел на это хитросплетение коньков, клюшек и вдруг у самого основания этой пирамиды увидел... смеющиеся, озорные глаза Боброва. Ни боль, ни груз тел, придавивших спортсмена, не смогли лишить его счастья — счастья победы.

Что можно добавить к этому эпизоду! Разве только то, что в том матче к началу третьего периода армейцы забили восемь голов, и все восемь шайб влетели в ворота спартаковцев от клюшки Боброва.

Кроме великой любви к игре, великой преданности ей, отличительной чертой этого замечательного спортсмена было исключительное трудолюбие. Как он тренировался! Я видел, как в Сухуми после напряженного двухчасового занятия в составе команды он, во взмокшей майке, возбужденный и, конечно, усталый, оставался на поле вместе со своим неизменным партнером, старшим другом Григорием Федотовым и еще час-пол-тора бил, бил и бил по воротам, которые защищал Владимир Никаноров.

—    Давай с лета!

—    Ну-ка с угловых!

—    Еще с лета! — только и слышалось на площадке, заполненной веселым и безостановочным звоном мяча.

А зимой?! Тогда еще не было у нас дворцов спорта, тренироваться приходилось под открытым небом, иногда в лютый мороз, на пронизывающем ветру. Но Бобров и его товарищи словно не замечали холода. Часами разучивали комбинации, сотни, буквально сотни раз повторяли одно и то же, пока задуманное не воплощалось в жизнь. И если кто-нибудь предлагал заканчивать, Сева неизменно говорил:

—    Давайте еще повеселимся немножко. Ну чего так рано домой идти?

Понимаете, этот труд, эта исступленная черновая работа и в самом деле были для него весельем, подлинной радостью. И именно это, пожалуй, было самым удивительным и самым подкупающим в Боброве.

Прошли годы, он покинул зеленое и белое поля, но остался навсегда в рядах нашего спорта. Две любви не давали ему покоя. Как тренер хоккеистов он прославил себя тем, что возродил начавшую было угасать славу «Спартака», привел эту команду к званию чемпиона страны, а главное — придал ей новый игровой почерк.

В «Спартаке» Всеволод Бобров, безусловно, оставил частицу своего «я». С его приходом возродилась в этом коллективе, а затем и в других наших командах добрая традиционная тактическая концепция — быстрый перевод шайбы с края на край,— таящая в себе неисчерпаемые атакующие возможности.

В знаменитой бобровской тройке с особым блеском и успехом выполнялась комбинация с оставлением шайбы. Потом она, увы, была забыта. С приходом в «Спартак» Боброва старая комбинация засверкала новым, ослепительным блеском в исполнении таких мастеров, как Вячеслав Старшинов и Борис Майоров. По-бобровски остро, вдохновенно, изящно заиграли открытые им и им же доведенные «до кондиции» таланты, такие, как Якушев, Зимин, Шадрин и многие другие.