Хоккейный клуб «Газовик»

На поле выстроились три команды. Зал заполнили 14 тысяч болельщиков. Бортики хоккейного поля облепили несколько сотен тренеров, судей, хоккеистов. И если бы в этот момент было принято решение: пусть голосование определит, уходить ли Косте Локтеву из хоккея, ни одна рука не поднялась бы «за», ни один человек не воздержался бы. Все проголосовали бы «против». Но главное, что самыми яростными противниками ухода Локтева оказались бы тренер его команды Анатолий Тарасов и оба партнера по тройке нападения — Александр Альме-тов и Вениамин Александров, а заодно с ними — старший тренер сборной СССР Аркадий Чернышев. Все понимали: уход

Локтева — трудно восполнимая утрата. Много придется потрудиться, долго помучиться над головоломкой: как найти замену этому правому крайнему форварду?

И Локтев, и все прочие знали: останься он в команде — и его почти наверняка, настолько же наверняка, насколько остальных его одноклубников, ждут золотая медаль чемпиона СССР 1967 года и прочное место в составе сборной страны, которая тоже, конечно, не вернется из Вены без медалей. И тут, на нашем первенстве, и в Вене никто из ребят не посмотрит на него косо или с жалостью: «Вот, мол, только мешает старик». И здесь, дома, и в Вене он необходим. Может быть, даже незаменим.

Вот почему к обычному в таких случаях выражению грусти в глазах ребят примешивались и восхищение, и удивление, и зависть, и, может быть, еще нечто, чему не так-то просто подобрать название.

Не правда ли, надо быть мужественным человеком, чтобы принять решение распроститься со спортом именно в этот момент, когда ты в зените славы и закат еще не виден даже издалека?

Любители спорта со стажем помнят хоккейный сезон 1953/54 года. Он был примечателен тем, что объединились две знаменитые наши команды — ЦСКА и ВВС. В каждой из них было столько «звезд», что их хватило бы на полдюжины команд, а их собрали в одну. В это созвездие каким-то непостижимым образом попал самый молодой, самый маленький и никому не известный 20-летний Костя Локтев. Тут было бы уместней, пожалуй, сказать не «попал», а «затесался», если бы у этого слова не было какого-то обидного привкуса. Именно тогда один очень маститый, уважаемый одноклубник Локтева советовал ему: «Брось ты, братец, это дело. Бобров из тебя все равно не выйдет». Зато сам Бобров, услыхав этот разговор, погрозил советчику пальцем, похлопал Локтева по плечу и сказал: «Не слу-шзй ты его, Касьян. Он просто боится, что ты на его место нацелился».

В чем-то советчик оказался прав: Боброва из Кости не вышло. И Гурышева тоже. И Александрова. Зато вышел из него Константин Локтев — хоккеист, ни на кого не похожий, игрок, который сам может для кого угодно служить эталоном в своем амплуа.

Ни феноменом, ни баловнем спортивной судьбы Локтев не был. И первое, что пришло ему в голову после разговора со знаменитым армейским нападающим, — «Бежать!» Бежать в хоккей с мячом: там нет такой конкуренции, там не так ценятся рост и вес, там легче пробиться.

Локтев не сбежал. Он остался в хоккее с шайбой. Но никогда и никому не позволил даже мысленно посочувствовать себе.

Своему росту, своей неопытности. Он столько работал на тренировках, столько трудился сам, когда все остальные уезжали со стадиона домой, что быстро и одновременно незаметно вошел в основной состав лучшей хоккейной команды страны.

Но это еще был не тот Локтев, которого знаем мы с вами. Это был просто хороший игрок, не хуже других. Не был, наверное, потому, что не встретился со своим будущим постоянным партнером и близким приятелем Вениамином Александровым.